Сопоставим отдельные строки из подстрочного перевода баллады Гете и баллады Жуковского и попытаемся определить
Вопрос от пользователя
Сопоставим отдельные строки из подстрочного перевода баллады Гете и баллады Жуковского и попытаемся определить различия в содержании двух баллад.
Ответ от эксперта
|
И.В. Гете |
В.А. Жуковский |
|
Отец, ты не слышишь, что мне царь обещает? Успокойся, дитя, в сухой листве ветер шуршит… Мои прекрасные дочери будут нянчить тебя… Отец, отец, неужто ты не видишь там, в этой тьме, царя дочерей?! Мой сын, мой сын, я в точности вижу… Я люблю тебя, меня уязвила твоя красота. Не хочешь охотой — силой возьму |
Родимый, лесной царь со мной говорит: Он золото, радость и перлы сулит. О нет, мой младенец, ослышался ты: То ветер, проснувшись, колыхнул листы. Узнаешь прекрасных моих дочерей… Родимый, лесной царь созвал дочерей: Мне, вижу, кивают из темных ветвей. О нет, все спокойно в ночной глубине: То ветлы седые стоят в стороне… Дитя, я пленился твоей красотой: неволей иль волей, а будешь ты мой |
В.А. Жуковский сохранил в переводе атмосферу тревоги, предчувствие трагедии.
В балладе И.В. Гете ребенок видит страшного лесного паря, видит его и отец. У Жуковского более сложные соотношения между явным и неявным. С точки зрения отца, это только сон, бред больного ребенка. Ребенок же не только видит, но и слышит лесного царя и его дочерей. Автор остается нейтральным, он лишь передает диалоги, обозначает героев, их действия. Остается неясным, наяву происходит действие или во сне. Непонятно, в какой момент умирает ребенок. А может, его душу просто забрал лесной царь? Фантастика пронизывает балладу, а неопределенность усиливает таинственность, нагнетает ужас. Но в то же время неопределенность допускает и такую трактовку: всему таинственному есть реальные объяснения, страх не всесилен над человеком.
У В.А. Жуковского, по словам М.И. Цветаевой, ребенок умирает от страха, а у Гете — от лесного царя.
М.И. Цветаева сравнивала: «У Жуковского мы видим старика, величественного… «в темной короне с густой бородой», нам от него, как от всякой царственности, вопреки всему, все-таки спокойно. У Гете — неопределенное-неопределимое! — неизвестно какого возраста, без возраста, существо, сплошь из львиного хвоста и короны, — демона».
